– Я гулять! – в один из тысяч дворов Новосибирска.
В нашем, в начале улицы Октябрьской, росли вязы, из листьев которых мы делали скелетиков, клёны (помните «бананы»? Тест на возраст) и шампиньоны, которые мы исправно собирали и сушили на ниточке. С одной стороны двор переходил в пустырь, за которым по улице Революции торчал одиноким дореволюционным зубом бывший отель «Метрополитен», с другой, по Октябрьской, двор ограждала наша хрущёвская пятиэтажка с вечно текущей крышей, с третьей – со стороны Коммунистической стоял «пьяный дом» и какие-то ведомственные гаражи с колючей проволокой на крыше.
Во дворе, без градостроительной логики и смысла, стоял частный одноэтажный дом с классической злой собакой и прекрасный двухэтажный особняк под литерой А, который строили пленные немцы – «белый дом». Собственно, все эти персонажи здравствуют и поныне, а вот здание ново-николаевской почтовой конторы, стоявшее бок-о-бок с «Метрополитеном», до наших дней не дожило: сгорело и было снесено, но почтовый гений места ещё долго витал над двором.
Раньше почтовое отделение было прямо в нашем доме, но на момент моего детства от него осталось специальное окно и пандус для загрузки почты, голубой почтовый ящик на стене и выкрашенный той же голубой краской непонятного назначения короб на крыльце. Все эти почтовые артефакты активно использовались нами в играх, особенно в «выше ноги от земли».
.png)
«Метрополитен» с тыла. Скоро здесь вырастет новый дом
В глубине двора под вязами играли в ножички, за домом в московские прятки (а в Москве-то знают? Или это как американские горки или русская рулетка?), на лавочках – в сабже:
– Тебя зовут Клава!
– Нет!
– Фёкла!
– Нееееет!
– Изольда!
Изольду берём! О детство, не знаешь ещё, что роза пахнет розой, хоть розой назови её хоть нет.
А вот Матильда во дворе была своя, доморощенная. Она восседала на балконе белого дома за тремя слоями тюля, окружённая горшками с райским садом на минималках, и учила всех праведной и осмысленной жизни. Редкий чих со двора обходился без её комментариев, Матильду побаивались, а под её балконом старались ходить пореже, и только детско-девичья компания не боялась раскладывать своих кукол на скамейке у подъезда. Встречались там даже заграничные Барби, но чаще русские Алёны.
.png)
Белый дом образца нулевых, ещё с цветущим балконом и сушащимся бельём
В 1948 инженер и депутат горсовета Подшивалов возмущался посредством газеты «Советская Сибирь»: «Попутно нельзя не сказать о необходимости ликвидировать излишества в проектировании и строительстве. На Октябрьской улице строится двухэтажный дом Сибэлектромонтажа. Автор проекта архитектор Блюм. Это здание усердно украшают причудливой коринфской капителью, гранеными камнями, сложными фигурами. Кому нужен этот классический образец формализма в архитектуре?» Нам, нам нужен, товарищ Под… шивалов! Верните нам коринфские капители, их весьма не хватает в плавильном котелке новосибирской эклектики.
Начали строить белый дом ещё во время войны, и о немцах с Октябрьской хорошо написал Валерий Тарасов: «Встречались мы у настежь распахнутых ворот стройки, соблюдая обусловленную границу, которую и нам, и немцам пересекать категорически запрещалось. За свежую булочку или сэкономленный дома кусок хлеба немцы предлагали выточенные из куска дерева пистолеты, автоматы или движущийся на резиновом моторчике танк, а то и пушку, из которой можно выстрелить горошиной». Объяснялись на пальцах, но всё понимали.
Недавно, кстати, вспоминала фильм, на которой нас водили всем классом в ДКЖ – «Ангелочек, сделай радость» – про глубокий тыл, казахов, депортированных немцев и русских, которые тоже как-то исхитрялись понимать друг друга, не имея ни одного общего языка. Учись, Вавилон.
.png)
Излишества инженера Блюма
50 лет спустя здесь снова начали строить новые дома, уже, конечно, без немцев, но с добрейшей собакой Жулькой, которой весь двор носил косточки. Встречались так же у ворот стройки, внутрь нам ход был заказан, так же, как и Жульке, нельзя было выходить с территории стройки. И она тоже всё понимала.
Между белым домом и нашим был, условно говоря, газон (ну то есть бурьян с сиренью, торчащими палками топинамбура и золотыми шарами, посеянными Матильдой), посреди которого я как-то раз тонула. Буквально как сквозь землю провалилась! Газон засыпали свежей землёй, прошёл дождь, мне к школе купили новые светлые тканевые туфли – всё сошлось в одной точке пространства-времени. Я решила срезать путь и ушла по щиколотку в жидкую грязь. Какое-то время спустя меня, конечно, спасли, а ещё чуть позже откопали мою обувь. И это вам не Новая Зеландия, где можно ходить босиком и ничего вам за это не будет: наша сибирская земля въедается намертво и в светлые тканевые туфли, и в кожу, и в душу до самого её донышка – ничем её не вытравить!
.png)
Задолго до нашего двора – он со стороны оторванного уголка. Уголки всегда отрываются на самом интересном месте!
Раз уж я упомянула про пьяный дом – закончу. Деревянная двухэтажка («Это не бараки! – ругаюсь я всегда. – Это модерн 1920-х!»), в 90-е не менее лихая, чем они сами. Есть мнение, что название Тихий центр произошло от одноимённого вино-водочного магазина, и тогда пьяный дом идеально вписывается в контекст: гулянки, поджоги, метатели топоров на детской площадке – всё было, зато сейчас чинно-благородно, благопристойно, сонно, и мальвы, мальвы, как вечный мой символ Тихого центра.
– Ты кто?
– Я монах в синих штанах
– Зачем пришёл?
– За краской!
Выкрасить прошлое, светлое, детское, с вязами и ранетками, с казаками-разбойниками и прыжками в котлован, с пьяным домом и трезвым расчётом – на светлое будущее. Светлое ли? Смотря с чем сравнивать, в разбеге от Вавилона до альткоина.
