Когда-то здесь. Пристань

Жизнь, как известно, вышла из воды. Ново-Николаевская жизнь тоже. Вышла на правый берег из Кривощёково, разбросала домишки, назвалась даже, говорят, по имени главного человека на реке – лодочника Гусева – Гусевкой. Дела административные, церковные, торговые, кладбищенские (полагаю, Гусев был и Хароном на полставки) ещё были на том берегу, так что пристань была нужна: пусть даже из двух досок, брошенных на берег.

Жизнь эволюционировала: после крестьян из воды вышли инженеры, снесли и Кривощёково, и выселок, и избушку Гусева, и начали строить мост. Эволюционировали и пристани: вместо лодок сюда стали швартоваться пароходы, берег оброс дебаркадерами и складами ценных грузов, часто прямо под открытым небом.

Немного много сельхозтехники

Пристаней было много, и на берегу царила настоящая феодальная раздробленность: участок Ельдештейна, участок Корнилова, пристань Фуксмана, пристань Мельниковой, участок округа путей сообщения, пристань для сплавного леса, пристань для огнеопасных грузов, городская пристань, наконец – в самом устье Каменки, где даже была небольшая пароходная верфь и можно было причаливать всем встречным-поперечным.

Бывали в феодах и недоразумения. 

«Случалось ли вам, господа, в полуночную пору ехать со станции "Обь" на пароходные пристани, расположенные по обеим сторонам Обского моста? (Нет. – прим. авт.) Извощик повезет вас по городу, где между прочим тоже есть сомнительной репутации ров, на одном берегу которого недаром поставлена будка. В будке, ежеминутно дрожа за своё существование, сидит ночной сторож. Любители чужой собственности не шутят, – поневоле приходится трусить.

Далее, переехав через линию, извощик сворачивает в лес. Косогорами какими-то, буераками, с постоянными поворотами вправо и влево, по невозможно тряской дороге, кажется по незаровненным пням (Здесь жители современного Новосибирска начинают что-то смутно узнавать. – прим. авт.), вы едете, дрожа за жизнь, по лесу.

Но если бы это было всё, – то это ещё не так страшно, не так зло и обидно. Но случалось ли вам, читатель, добравшись со страхами и переполохом до пристаней Мельникова и Плотникова, что находятся на правой стороне моста, узнать, что с этих пристаней пароход не отправляется, а отправляется с пристаней Ельдештейн, что по левую сторону моста, саженях в 100-150 от первых двух пристаней? (Нет. Но случалось пытаться перейти через Ипподромскую чуть выше этого места. Или хотя бы подняться оттуда на метро «Октябрьскую» – безуспешно! – прим. авт.)

Что же оказывается? Вы узнаете пренеприятную весть, что вам нужно ехать обратно, ехать по той же самой чёртовой дороге, исколесив 4 или 5 верст до Ельдештейновской пристани. А пристань так близка – рукой подать, если бы только был вблизи переезд через жел. дор. линию.»

И в конце заметки о неустроенности новониколаевской жизни – пронзительный призыв к господам пароходчикам сделать что-то с этим безобразием!

Господа пароходчики, впрочем, больше любили собирать деньги, чем наводить порядки, разве что выступали против открытия пивной лавки на пристани: подвыпившая местная публика, дескать, пристаёт к приезжающим, ведёт себя неподобающим образом и наглядно показывает, что эволюционировали не все. Купить из-под полы, впрочем, можно было во все времена. И не только транзисторы для машины времени (а вот это очень хотелось бы).

А может рванём в Ново-Николаевск?

Помимо самих пристаней, здесь кипела и обычная бытовая жизнь, стояли на территории дома, где жили люди, работающие на реке: от начальника грузовой пристани до бакенщиков. Работали без выходных и часто без сна: охраняли грузы, зажигали сигнальные фонари на бакенах и на опасных карчах и мелях, на зиму угоняли, а весной устанавливали на место причал-дебаркадер, а в свободное время – парились в бане, плавали к обским островам за калиной, черёмухой, смородиной, в конце лета в огромных количествах собирали грибы и солили грузди прямо там же на островах – в походных условиях.

В мае ждали первые пароходы: «сотни людей толпились на пристани, вглядываясь из-под руки в речную даль, покуда не раздавался первый призывный крик парохода, далеко разносившийся по речной глади и постепенно утопавший в бархатных, еще не обжитых обских берегах». Пароходы ходили по реке во множестве, соединяя губернский Томск с уездными Барнаулом и Бийском, захватывая попутно волостной Бердск.

Был и трагичный первый майский рейс – пароход «Совнарком» (бывший «Братья Мельниковы»), в 1921 налетевший на опору моста и разломившийся пополам, точно как «Титаник», медленно тонул, задирая вверх корму. Людей в холодной воде тоже погибло много, Обь-Стикс собрала свои жертвы.

Любопытно будет список кораблей прочесть до середины: ходили по Оби «Дедушка», «Волшебник», «Сибиряк», «Кормилец» пароходства Мельниковой, «Мельник» Горохова, «Ильюша» Фуксмана, «Почётный», «Гражданин» Плотникова, «Любимец», «Алтаец», «Полезный» Ельдештейна. В династии пароходозаводчиков Ельдештейнов был ещё и «Евгений», да не один. Евгений родил Василия, Василий родил Евгения, «Евгений» убил Василия – при взрыве котла на роскошном по меркам тех времён пароходе «Евгений» погиб и его хозяин Василий Евгеньевич Ельдештейн. Эту жертву забрала, кажется, Томь.

Сейчас на место бывших пристаней указывает Пристанский переулок, отходящий к реке от улицы Фабричной. Если погулять теми дворами, можно найти много интересного: и играющую бликами Обь, и портовые краны, и пробивающуюся через асфальт брусчатку, и дома 1920-х, и дом, кажется, даже тех древнепристанских времён.

Эволюция избрала другую ветвь: корабли лавировали-лавировали, да не вылавировали, речпорта на этом месте уже почти нет, но город помнит всё.